Документальный фильм. Голод. Часть первая (полная версия)

Эта картина была для студии, пожалуй, самой тяжелой. И не только потому, что пришлось в поисках живых свидетелей украинского голодомора 1932-1933 годов объехать, от села к селу, несколько областей Украины: от Одессы до Чернигова и от Чернигова до Сум. Куда тяжелее физических были психологические перегрузки. Самым трудным оказались свидания с людьми, перенесшими страшный голод, но все еще живущими на белом свете, или, точнее, зажившимися, – иначе, глядя на них, обретающихся в оглушительном одиночестве, и не скажешь.

Деды и бабки, для которых киносъемки были единственным светлым пятном в их безрадостном существовании; старые детишки тех, кого уморили голодом, так и сидят на скамеечках у оград своих хат по пыльным, неухоженным, Богом забытым селам, и никто к ним и носа не кажет – ни болтуны-депутаты, ни доброхоты-благотворители. Они сидят и сидят, и одна для них радость – разлегшаяся перед ними кривая улица, на которой редко, всего несколько раз на дню, меняются медлительные бытовые картины. Собака пробежит. Кто-то на велосипеде проедет, кивнув на ходу из-под кепки. Пропылит машина. Напротив, в соседской хате, начнется и тут же загаснет какое-то шевеление…

Черные, заскорузлые пальцы сжимают корявые, временем отполированные палки. Штаны – пузырями. Ботинки раззявили пасти. Отвисли карманы стиранных-перестиранных пиджаков. Тетки, те почище. Хустынки белее белого. Опрятные кофты в мелкий цветочек. Туго натянуты на колени грубые, длинные юбки. И у всех усталые, терпеливые лица, будто вырезанные из темного дерева, хоть сейчас – на погост, на памятник. Даже в тех редких случаях, когда стариков окружает многочисленная родня, они выглядят одинокими и давно утратившими с нею кровеносные связи. Попробуй отторгнуть от живого ствола семьи любого из молодых – не выйдет, взвоет, жалобами изойдет. А наших дедков и бабусь ничто, и никто не держит на этом свете. Ухода их и не заметят.

Безвольные, сонные мысли текут неспешно, и лишь когда старики обращаются ими вспять, минуя пестрое возмужалое прошлое; когда они вновь видят себя оголодавшими до безумия детьми рядом с раздувшейся от водянки матерью или отцом, которому, походя, выбили зубы активисты, только тогда они оживляются и начинают плакать, но так, как плачут, бывает, иконы – стекает по пыльному стеклу капля, оставляя за собою чистый, промытый след.

Но где-то там, в этой стариковской вселенной, в старинном, славном невероятной красоты соборным иконостасом Козельце, живет странная женщина-чиновник, которая, с тех пор, как ей было назначено собирать среди людей документальные свидетельства Голодомора, плачет в день памяти с этими стариками, переживая их прошлое, как свое собственное. Она молода, исполнена достоинства. У нее темное, скуластое лицо, трагические глаза и полные, рельефно вырезанные губы. Она не рисуется перед заезжей киногруппой. Ей все равно, что скажут другие. Ей безразлично, что кто-то назовет ее, возможно, юродивой. Она знает, что ничего уже не изменить. Ей известно, что исчезнет безумный президент, и никто больше не вспомнит о массовом убийстве ее соплеменников голодом. От этого становится так тошно, что она идет в храм, где правит службу отец Михаил, моложавый, чернобородый батюшка, род которого, между прочим, тоже пострадал в 31-м; исповедуется, причащается безвкусной просвиркой, а потом надолго склоняется в прохладном полумраке перед иконою Божьей Матери, той, что обо всем знала загодя. И это история о нас – о заброшенной украинской деревне, нравственности и цинизме, вере и безверии, любви к жизни и смерти, которая благом, исцелением приходит порою к людям, испытавшим голод и нелюбовь; о Женщине, взявшей на себя неподъемный груз сострадания ближним, и нет у этой истории ни начала, ни конца.

Видео Документальный фильм. Голод. Часть первая (полная версия) канала Кинокомпания Провинция